По поручению редакции я зашел к А.А. Волкову в отель «Даниэли» на «Canale Grande», выбрав ненастный день, — единственное время, когда можно застать А.А. дома.
Серое небо — съемок нет.
Комната завалена гравюрами, увражами и книгами — материалы для фильма «Казанова», который снимает он сейчас по сценарию, обработанному им совместно с И. И. Мозжухиным, играющим Казанову.
А.А., как всегда, занят, но охотно уделяет время, чтобы побеседовать с сотрудником «Кинотворчества»:
— Да, вот опять «кручу» с Иван[ом] Ильичом. Может быть, в последний раз. Уезжает И. И. в Америку, покидает нас, европейцев.
А.А. медленно закрывает и отодвигает от себя толстый сценарий «Казановы». Я прошу А.А. Волкова поделиться со мной подробнее историей его многолетней совместной работы с И.И. Мозжухиным и его взглядами на И.И. как на актера экрана.
— Да что же я могу сказать вам нового? Мозжухин — большой актер, может быть, самый большой актер современного экрана и по широте
своего диапазона и настоящему нерву таланта. Работаю я с ним давно.
Впервые мы встретились в студии Ермольева, в Москве, в 1916 году — крутили «На вершине славы» — фильм по нашумевшей перед самой войной пьесе одного немецкого автора «Самсон и Далила».
Меня поразила тогда глубина драматических переживаний Мозжухина. Я почувствовал в нем настоящего трагического актера. Не было в нем тяготенья к комическим моментам. К таким ролям он и не стремился тогда. Героические коллизии, психоанализ, страдания и подвиг — вот была его сфера.
И шел он в этой области колоссальными шагами вперед. С каждым фильмом он выявлялся все больше и больше. Росла и крепла [его] новая прекрасная трагическая маска.
В этот «московский» период я снял с ним несколько картин: «Танец смерти», где Мозжухин великолепно провел роль сходящего с ума композитора: «Кулисы экрана» и «Сатана ликующий» — венец русской славы Мозжухина и, наконец, последний фильм — уже после революции — «Андрей Кожухов» по роману Ропшина-Савинкова.
После этого мы на время расстались с И.И. в работе. В Крыму во время гражданской войны не пришлось нам встретиться — встретились уже позднее — и уже сами другие — в Париже, в «Альбатросе». Начался новый период работы — новый цикл творчества. «Le maison du mistere», «Кин», «Les Ombres qui passent» — наш совместный труд и новые достижения Мозжухина. Снова небольший перерыв, и вот теперь — «Казанова».
И.И. Мозжухина в Париже я уже увидел другим — большим артистом, но не своим, не тем, каким он был раньше.
Под влиянием новых американских веяний он отошел несколько от чистой драмы и приблизился к комедии. Акробатизм Дугласа и комикование Шарло подействовали на него, заразили его эффектной новизной.
По праву находясь в ряду первых величин экрана, И. И. Мозжухин не ушел, да, может быть, и не мог, и не посмел не заразиться этими новыми веяниями, и, надо отдать ему полную справедливость, легко преуспел в этом.
Во всех трех картинах, снятых мною с ним в Париже, чувствуется этот новый налет на его игре, этот новый уголок его блестящего дарования. И в «Le maison du mistere», и в «Кине», и в особенности «Les Ombres qui passent» чередует он сильные драматические моменты с комическими и акробатическими трюками.
Это сейчас — модно, это сейчас нравится публике и ему, и многим кинематографическим деятелям. Но меня это не радует...
Я вовсе не хочу сказать, что это плохо — нет, но, по-моему, это, может быть‚ не нужно Мозжухину. Его путь — путь героического репертуара, психологической драмы. Я уверен, что если бы он в стремлении своем завоевать мир не увлекся тем, что создали другие — Дуглас и Шарло — а последовательно и смело шел бы своим путем, играя не Матиасов Паскалей, а Гамлета, Дон Жуана и т. п., он быстрее и вернее достиг бы своей цели.
Сейчас я снимаю с ним «Казанову» — повторяю, может быть, последний наш совместный фильм — и мне бесконечно жаль, что такой актер покидает Европу ради Америки...
Боюсь, что Америка перекрасит его и подстрижет по-своему. Америка захочет его сделать «своим», а он — для Европы, он — для истинного искусства, а не для фабричного штампованного производства.
Бесконечно жаль мне расставаться с ним и как с сотрудником, и как с товарищем по работе. Редки такие люди в работе, как он. «Ведетт», «Звезда», «Знаменитость». Он никогда не был «ведеттой», и капризы «знаменитости» чужды ему. Режиссеру страшно легко руководить им. Малейший намек, недосказанная мысль уже улавливается и немедленно претворяется им. А горячее и ревнивее работника над сценариями, над малейшими деталями не только своей роли, но и всего целого, я среди актеров экрана не видел.
Жаль, жаль расставаться с ним...
— Но, простите, — солнышко появилось, — вдруг заторопился А. А. Волков. — Надо работать, завтра, наверно, будет хорошая погода, будем снимать. Приходите на съемку. Рад буду показать вам нашу работу.
А рука его уже машинально пододвинула сценарий, и глаза забегали по строкам.
— Если есть какие-нибудь еще вопросы у вас, напишите, и я вам письменно на них отвечу.
Вопросов у меня осталось еще много, но заставить А. А. писать в такую страдную пору было бы грешно.
«Кинотворчество». 1926. № 18-19 (октябрь).
Специальный номер, посвященный И.И. Мозжухину
Цит. по: Янгиров Р. Голливудские хроники Ивана Мозжухина // Киноведческие записки. 1999. № 44. С. 266-268.