Иван Мирошников, курьер журнала «Вопросы познания», загодя профанирует наш запоздалый молодежный бунт. Вблизи каждого красного мая, либервиля и забриски пойнта обычно находился некто, кому ум и лень мешали швырять камнями в полицию, толкать перед родней чацкие монологи и мчаться за горизонт в краденом автомобиле. В таких-то обычно и влюблялись балованные папины дочки. Наш Билли-лжец, наш Том Джонс, наш Антуан Дуанель — первый в советском кино симпатичный неприсоединившийся конформист, расслабленный раб своего хотения и острого ума. Провалился в институт от лени, а поступал, чтобы мать не пилила. Собирается в армию — не за жизненным опытом, a просто в военкомате на учет поставили. Хочет квартиру, денег и поменьше работать. Прощает папу, сменявшего красивую душой Инну Чурикову на красивую телом Веру Сотникову. Вместо «Алюминиевых огурцов» поет «Земля в иллюминаторе», несет дичь, катается на скейте и любит блондинку — типичный и отдельный, как большинство героев Карена Шахназарова. В его лице наш экран впервые признает обаяние безответственного обормота, которому равно наплевать на молодежные стройки, аттестат, рок-подполье и фильм «Покаяние». Сыгранный Федором Дунаевским персонаж — один из миллионов, расслабленным пофигизмом счастливо уравновешивающих энергичную дурнину враждующих максималистов.
В этой вилке — ключ к открытому финалу меж ватагой брейкеров и афганским дембелем. Большинство видит в коде «Курьера» плакатный зов зрелости, камертон поколения и тому подобную чушь. Но впоследствии эпизод будет смотреться мрачным предвестием диких биполярных времен агрессивной «общественной позиции» и столь же агрессивной асоциальности, которые станут истово тащить Ивана-дурака каждая в свою сторону.
То и другое ему неинтересно. Российский пионер всемирного Х-поколения, даун-мудрец, просеивающий песок сквозь горсти, он никогда не сорвется в свою заветную саванну и, в отличие от многих, никогда не пожалеет об этом. Он будет много мечтать и часто запарывать работу. А когда старшие примутся истошно, за галстук, домогаться, чего ему в жизни надо, честно ответит: «Не волнуйтесь, мы перебесимся и станем такими, как вы. Даже лучше». Помимо прочего, фильм становится памятником повальному, но весьма кратковременному увлечению брейк-дансом, молочной прелести школьницы Насти Немоляевой и нетленному актерскому дару режиссера Владимира Меньшова с его гениальным монологом о консервированном молоке.
Горелов Д. [«Курьер»] // Новейшая история отечественного кино. Кино и контекст. Т. IV. С. 356.