Высказывание 2010 года
Мне кажется, и артхаус, и мейнстрим по большей части являются фикцией, если говорить серьезно. Мейнстрима у нас нет как такового — нет фильмов, которые бы давали огромные кассовые сборы. Есть лишь большое количество среднеудачных попыток сделать коммерческое кино, которые без поддержки телевидения, как правило, абсолютно безуспешны. А что такое артхаус? Я вообще не очень понимаю все эти определения. Фильмы Чаплина — артхаус или мейнстрим? А «Ночи Кабирии»? А Боб Фосс? А Кубрик? Это какие-то смехотворные разделения. А фильмы Сокурова — это артхаус или мейнстрим? В России показывают одну копию, а на Западе его картины собирают суммы, пропорциональные вложенным в них средствам. Как это понять? Сейчас появляется огромное количество фильмов с претензией на мейнстримность, но, по сути, с коммерческой точки зрения, они таковыми не являются.
Фильмы, производимые какими-нибудь уважаемыми компаниями, продюсерами с серьезными лицами, на самом деле убыточны, их появление обеспечивается за счет хитро устроенной системы финансирования. Это неэффективное производство. Часто деньги дает телевидение. В артхаусе — то же самое, только в роли телевидения выступают фонды. Так что подобное деление и все эти названия, на мой взгляд, не соответствуют ничему. Просто есть хорошие российские фильмы, а есть плохие; есть кино для широкой аудитории, есть — для более узкой. Это единственное разделение, которое я могу понять. Все остальное для меня так же дико, как наши «японские рестораны», где два бурята изображают из себя японцев. Да, они делают что-то из риса и мороженой рыбы, но не надо называть это «суши». В общем, довольно странная получается история.
Артхаус и экспериментальное кино — разные вещи. Артхаус уже давно не является экспериментальным. Это тот же рынок, просто менее коммерческий, довольно убогий, рассчитанный на фестивали и на определенную клубную аудиторию. А экспериментальное кино требует мужества. Скажем, Джордж Лукас тоже делает экспериментальное кино, пытается изменить язык кино. А разве какой-нибудь фильм, снятый «в стиле Брюно Дюмона», является настоящим искусством? Я отношусь с уважением к культурному кино, которое развивает, прививает хороший вкус. Здорово, когда авторы насмотрены. В России кино, которое называют артхаусом, снимают именно культурные и насмотренные авторы, которые делятся своими знаниями о прекрасных образцах культуры со зрителем. Это работает, и такое кино замечательно. Но все, что касается экспериментов, попыток изменить киноязык, проверить некие теории, — встречается крайне редко.
Проблема в том, что коммерческое кино снимают люди дурно образованные, которым все безразлично. Так уж сложилось, потому что есть все эти странные разделения и категории, которых раньше не было. Прежде все было четко: Тарковский снимает авторское кино, а Бондарчук — неавторское. Но ведь понятно, что фильмы Тарковского вполне могли бы собирать большую аудиторию. Просто российская аудитория авторского кино эмигрировала, на протяжении ста лет ее перестреливали, губили в войнах.
Недавно я был в Аргентине. На показе моего фильма «4» зал в 1500 мест был забит до отказа, полный аншлаг. Я подумал: «Надо же, как люди интересуются моим выдающимся проектом». А на следующий день показывали какой-то документальный фильм чуть ли не из Никарагуа, и зал был забит точно так же. Удивительная вещь. Там и в книжных магазинах — толпы людей. Просто в этой стране есть определенная аудитория, у нас же она истреблена. Вот в чем дело. Поэтому что как называть — значения уже не имеет.
Острые социальные проблемы может затрагивать любое кино, опять же приведу в пример фильмы Чарли Чаплина. Но одно дело — способность затрагивать, а другое — возможность влиять на сознание. И вообще, может ли кино сегодня что-то менять? Осталась ли у него сила, способная перевернуть что-то внутри человека? И может ли сам он делать сейчас такое кино? Еще двадцать лет назад это было возможно, а сегодня — уже под вопросом.
Кино — это и культура представления проекта, встреча его со зрителем. Можно посмотреть по Интернету количество скачиваний тех или иных картин. Вот, например, фильм Сергея Лобана «Пыль» — коммерческий? С точки зрения прямого вложения и суммы, которая приходится на вложенный доллар, это суперкоммерческий фильм. А картина Никиты Михалкова «Утомленные солнцем» — суперавторский фильм, просто радикальный артхаус. Огромные затраты ради какой-то идеи, а финансовая отдача не имеет принципиального значения. То, что я говорю, — это, конечно, чистая манипуляция фактами, но сейчас она идет со всех сторон. Вообще, все эти вопросы для меня не представляют интереса. Есть новые технологии, благодаря которым можно отслеживать реакцию зрителей, количество скачиваний — все это уже происходит в другом космосе. В России, учитывая количество экранов, все ограничения, существующий тип заказчиков, сложно оставаться достойным человеком и делать достойный продукт. Но, тем не менее, есть много хороших людей, которые снимают очень неплохие, иногда даже замечательные картины. И загонять их в гетто артхауса или коммерческого кино мне кажется некорректным.
Хржановский И. Между двумя полюсами – пропасть. Анкета Искусство кино// Искусство кино. 2011. № 8.