(Беседовала Виктория Белопольская - 2001 год)
— Виталий, перед тем как говорить о том, что вы делаете на РТР как режиссер и как продюсер, мне хочется понять вот что. Почему режиссер, давно и прочно вошедший в десятку лучших европейских неигровиков, идет работать на ТВ с его жестким расписанием и конвейерным производством?
Ответ будет прямой. Я делал свои картины. И это была титаническая работа в пустоту, без какого-либо ответа со стороны зрителя.
— Но реакцию заинтересованной публики кинофестивалей никак не назовешь отсутствием зрительского внимания.
Парадокс в том, что я помню счастье от фестивалей — от первого и от двадцатого... А от призов какое счастье! Но потом захотелось контакта с аудиторией не узкофестивальной. Я начал делать свою картину «Частные хроники. Монолог» и пошел на ТВ с мыслью делать передачи на любительских материалах. Кроме того, я был знаком с Димой Дибровым, у него разворачивалась на ОРТ эпопея со «Свежим ветром», я показал ему какие-то документальные картины, и он, довольно приблизительно представлявший себе, что такое арт-документалистика, сказал: «Слушай, давай утром показывать это кино в рамках «Свежего ветра». Теперь в это трудно поверить, но никто из ответственных лиц никакой цензуры не осуществлял. Я просто брал фильм и ставил в эфир. И был потрясен: как же так, я столько лет, делая свои картины, мечтал, чтобы их увидели люди по ТВ, а никакой проблемы нет! Потом Дибров поговорил с К. Эрнстом, тогда ставшим генпродюсером ОРТ, и было принято решение — показывать классные картины. Встал вопрос о названии. А в моей памяти была еще свежа та муть, которую показывало на заре своего вещания НТВ под маркой «документальное кино». Так и возникло название нашего слота — «Реальное кино», то есть действительно существующее неигровое кино.
Потом позвонила Ирена Лесневская, сказала, что начинает новый канал и хочет, чтобы я на нем показывал документальное кино. Мать честная, каждый день документальное кино! То, о чем можно было только мечтать! Но это, кстати говоря, было ошибкой. Как не может весь стол быть уставлен маслинами, так эфир не может быть «уставлен» документалистикой. Потом поступило предложение с РТР, от Швыдкого и Акопова. Меня, конечно, подкупала возможность показов и создания передачи о документальном кино, но ведь... РТР тогда... ну, этот «Аншлаг»...
— «Аншлаг» и сейчас с нами...
Но тогда это был, извините, полный «Аншлаг»! Но потом на РТР пришел Олег Добродеев, и мы запустили большой объем кинопроизводства — сейчас у нас в производстве 111 картин. Я теперь сам снимаю как режиссер и занимаюсь продюсированном документального кино. И оно продюсируется не абстрактно, как это делает кинодепартамент Минкульта. Нет, я продюсирую кино, которое тут же предъявляется аудитории. И при этом рейтинги у наших показов по-настоящему высокие. Доля всегда не меньше 19, а что это такое при аудитории в 200 миллионов? Да это же все равно что круглосуточно показывать фильм в кинотеатрах два года! И притом это не стыдное кино. Да, есть более прикладные вещи, как, например, «Был ли московский концерт „Битлз“» Романа Бараночникова. Фильм сделан к 20-летию смерти Леннона, 30-летию распада группы. Но вот та же картина Ренаты Литвиновой «Нет смерти для меня». Шутки шутками, но она включена в официальную программу Берлинского кинофестиваля.
— А я бы вообще не назвала то, что сделала Литвинова, фильмом.
По-моему, это еще один вариант «женских историй». Нет ли опасности, работая на ТВ, утратить культуру неигрового кино?
Что до меня, так ни при каких обстоятельствах, даже если бы это был мой первый фильм — как у Ренаты, — я бы не сделал такую простую картину, как сделала она. Но в этой простоте есть то, чего нет в «Женских историях», в ней есть некая... невинность. Это своего рода «наивное» искусство. В нем есть неподдельная чистота. И есть сама Рената. Отсюда и фестивали. Но мы поддерживали и «Полустанок» Сергея Лозницы, кристальной чистоты арт-документалистику.
— О проекте «Россия-Начало». Кому пришла в голову его идея? Почти гениальная, по-моему.
Догадайтесь с трех раз.
— Догадываюсь с одного. Откуда же она взялась в вашей голове?
Да просто уже нужно начать писать историю новой России и составлять ее кинолетопись не из политических составных, а из персональных, одушевленных. Представить настоящую историю России, а настоящая история страны — это конкретные судьбы конкретных людей. И это задача именно для государственного телеканала, это его масштаб и его ответственность.
У проекта есть объективная проблема. Проблема первой части, первых 26 серий. Разные люди, разные семьи, разные части страны, разные национальности, но фабула одна — они ждут ребенка. И кроме этого ожидания ничего не происходит. Но каждая следующая часть, которая будет сниматься через каждые два-три года (для начала), обречена на больший интерес. Вот человек родился, а вот он говорит «мама» и вот уже ходит. Третья часть еще интереснее: герой уже совсем человек и идет в школу. Этот проект набирает крепости и ценности, как коньяк. Важно только, чтобы он был правильно «составлен».
— Регулярные показы документального кино — дело на постсоветском ТВ новое и смелое. Чувствуете ли вы со стороны руководства РТР какой-то «учет и контроль»?
Ну, скажем так. Следующий год — это год 10-летия распада СССР. Понятно, что госканал не может обойти эту тему, и мы решили сделать проект к этой дате. Фильмы о 15 ныне независимых государствах, об их новейшей истории. Через жизни каких-то наших знакомых, через пересечения судеб. Но тут возникли, так сказать, политические специалисты, которые начали надувать щеки — они-де в этом понимают лучше, видят шире, мыслят глубже. И сотрудничество наше бесперспективно, потому что эти люди хотят делать все что угодно, только не кино.
А вообще я телевидение знаю уже неплохо, так что у руководства канала нет необходимости мне что-либо диктовать. Например, я знаю, что в апреле 1961 года Гагарин полетел в космос. И мы уже год делаем картину, которая называется «Полетят ли русские к звездам»? А многие каналы за месяц будут думать, кого бы проинтервьюировать, чтобы заткнуть информдыру. То же самое с Ельциным. Ну что, никто не знал, что Ельцину в феврале 70 лет? И вот результат. НТВ повторяет своего «Президента всея Руси», а мы — единственный канал, который сделал картину к его 70-летию. То же и с Горбачевым. К 3 марта, к горбачевскому 70-летию, все будут что-то вострячить, а мы уже практически сделали картину «Последний император». Обе картины, посмотрев только самые первые монтажные сборки, запросило несколько больших кинофестивалей, и зарубежные телеканалы ими заинтересовались. Это кино. Но к тому же еще и с информационным поводом.
— Вы сделали уже несколько «кремлевских» картин. Фильм о Ельцине, фильм о Горбачеве, «Неизвестный Путин», теперь вот будет «Известный Путин». Не смущает ли вас возможное подозрение, что вы заняты «паркетной» хроникой, политическим пиаром?
А меня даже удивляет, что этих претензий еще никто вслух и в глаза не высказал. Но мы снимаем кино, бесконечно далекое от «паркетного»... Под картинами о Ельцине и Горбачеве я просто с гордостью подписываюсь. И то, что я выступил их режиссером, произошло именно потому, что я не хотел получить ни «паркетный», ни обличительный результат. Я хотел, чтобы фильм о Ельцине делал один замечательный режиссер. А он принес мне заявку этакого нюрнбергского процесса. И дело не в том, что у нас госканал, а в том, что я убежден — не настало еще время ни ругать, ни отливать в бронзе. Потом появился на горизонте другой хороший режиссер, третий. И все на качелях — либо нюрнбергский процесс, либо неумеренное «прогибание». А надо было сделать картину о состоянии человека, просто о состоянии. И в итоге мне пришлось оставить этот фильм за собой. Пришлось. А вот фильм о Горбачеве мне хотелось сделать самому.
— Почему?
Потому что я благодарен Горбачеву. Именно он — вольно или невольно — обеспечил нашу сегодняшнюю жизнь, которую я считаю не худшим вариантом развития российских событий. Он, бесспорно, вошел в ряд наиболее значительных исторических персон. И он уникален: обычно человек со своей смертью уходит в историю, а здесь — уже в истории, а при этом жив и никому, в общем-то, не нужен... Памятник, который доживает до момента окончательного забронзовения. Это уникальное состояние мне и хотелось поймать в картине.
С Ельциным было сложнее. Когда картина запускалась, он был действующим политиком. И повсюду оказывалась политика. То же и с Путиным. Мы вот сейчас будем доводить картину Сергея Мирошниченко «Неизвестный Пугин. Часть вторая», ох, это нелегко. Нужно пройти по лезвию, когда тебя сзади подпихивают, спереди подставляют ножку, а справа и слева замахиваются сковородкой...
— Да-да, тут недавно даже слух прошел, что размахивала сковородкой администрация президента, якобы даже запретила демонстрацию третьей части «Неизвестного Путина»...
Это, конечно, ерунда. Питерец Дмитрий Желковский сделал первую часть «Путина». Еe мы показывали до выборов. Для второй части «Неизвестного Путина» (режиссером стал С. Мирошниченко) последнюю съемку я проводил в 2 часа ночи 26 марта в путинском штабе. И мы сделали ту версию, которую показали фестивали в Лейпциге и Амстердаме, но она нас не устраивала. У нас есть материал, хорошие отношения с героем. А фильм был всего-навсего репортажем. Нате вам победителя на блюдечке? Решили показать инаугурацию. Но тут поняли, что там мед потечет бурным потоком... А потом из президентского окружения, поступило предложение: вам будет дано еще время, сделайте нечто более полное. Не репортаж, а действительно фильм.
Частное лицо большой истории (беседовала В.Белопольская //Вечерний клуб. 2001. №5. 2 февраля