Играя подлинную «детскость» рядом с партнерами детьми и не впадая при этом ни в одни из известных нам «мэри-пикфордовских» штампов, актриса добилась большой победы. Роль Аси прекрасно инструментована артисткой.

Замечательно тонко проведен мотив запаздывания. Ася всегда немножко запаздывает, отстает от подруг. Так повторяет она, запаздывая, слова молитвы, так запаздывает она, прихлопывая и пританцовывая во время песенки о маках; она делает всегда все немножко «невпопад». «Невпопад» портит она молитву своей репликой — «гривеннички к рубли серебряные», невпопад примется и высовывается из-за паровозной топки, «невпопад» она больше всех надает, спотыкается, замечательно чихает (когда выкидывают ее из трактира). Смешно путается она потом в непомерно длинной для нее шинели. Контраст этих черт ее, этой подлинно детской шаловливости (вспомните, как дует она на волосы Наташки во время молитвы и как в этом маленьком штрихе раскрывается все ее отношение к набожной бабке) с преждевременной взрослостью, типичной судьбой пролетарского ребенка, приученного с ранних лет разделять все тяготы взрослой жизни, — этот контраст особенно подчеркивает значительность задуманного актрисой образа.

Маленькая Ася умно показана режиссером и актрисой, как бы ощущающей обязанность быть «старшей» заботливой нянькой остальных двух подруг.

Вся роль построена на эффекте чередования смешного и драматического. Особенно показателен кусок, когда плачет Ася, выгнанная из трактира, и сквозь слезы начинает ловить воображаемую муху. Этот переход от искренней детской обиды к игре с мухой, затем неподдельный испуг перед усатым Силычем, все это предельно выявляет мастерство актрисы.

В образе Аси заложены черты настоящего драматизма и глубокой лиричности, проявляющейся и в отношении к матери, отравленной работнице, и в сцене, когда Ася слушает рассказ Силыча о сыне. Но самое примечательное это — внутренний рост Аси. Комические черты ее переходят в драмати ческие; с подлинной яростью и бесстрашием швыряет она чем попало в лицо трусливому белогвардейцу.

Ася умирает просто и величаво и последние слова ее о комсомоле звучат с предельной искренностью.

И еще одно. В игре Я. Жеймо совершенно нет «пустых» мест. Коли вы посмотрите картину не один раз, а несколько, вы обратите внимание на то, как ведет она себя в сценах и кусках, когда игровая инициатива принадлежит не ей и внимание зрителя обращено на других персонажей. Жеймо ни на минуту не теряет образа. Особенно это заметно в сцене на лестнице (в вестибюле райкома), когда три девушки встречаются с бабкой. Обратите внимание, как ждет Жеймо своей очереди расцеловаться со старухой.

Это, быть может, мелочь, но это то самое «чуть-чуть», с которого начинается настоящее искусство.

Юткевич С. Янина Жеймо // Кино. 1937. 11 августа.