. . . С А. Зархи и И. Хейфицем мы встретились на «Депутате Балтики». Меня вызвали на студию «Ленфильм» и дали два варианта сценария Л. Н. Рахманова. Первый, забракованный, второй — принятый, в нем-то мне и предложили написать диалоги.

И вот мы с режиссерами удаляемся в уединенный домик в Ольгине, без автора, разумеется, и за месяц переворачиваем хозяйство будущего фильма.

Рахманов перенес нашу операцию над ним стоически, ни разу не закричав. Он остался жив, здоров и питает искренние чувства дружбы ко мне, значит, мы ничего не навредили, не извратили, и меня радует каждая встреча с ним. Замечу кстати, что работать было легко и приятно. Мы знали над собой в данном случае только одного редактора, он же был для нас и главный, он же и зав. сценарным отделом, если не он же и весь художественный совет. Боже сохрани, я ничего не пропагандирую, но ужасно трудно бывает на распутье, когда тебе семь разных дорог указывают, и все семь даже правильных, но у тебя всего одна голова, и хочется тогда тоже одного, но умного советчика. Фамилия этого одного, горячего, знающего и любящего кино редактора была — Пиотровский, а звали его Адриан Иванович.

Книголюб, ученый и художник, писатель, драматург и сценарист, знаток античной литературы, знавший латынь и греческий язык, наконец, широкой и доброй души человек, он, конечно, был идеальным художественным руководителем студии.

Известно его редчайшее бескорыстие. Помогая всем он почти нигде не значится в титрах картин, тем более его не встретишь как соавтора в гонорарных листках. Однажды ему подарили часы. 30 фамилий стояло под словами: «Автору наших картин».

Он был отцом «Депутата Балтики» и автором самого названия (вместо «Беспокойной старости»), придав тем самым политическое звучание фильму. Он считал, что после героя-рабочего («Встречный»), после героя-воина («Чапаев») «Ленфильм» обязан создать картину об ученом, принявшем революцию не после колебаний и долгих шатаний, а сразу! Тема интеллигенции, беззаветно преданной революции с ее первого дня, была особенно близкой Адриану Ивановичу.

Он ищет писателя для сценария и режиссеров для картины. Ему полюбилась повесть «Базиль» Л. Н. Рахманова. Он заказывает сценарий. Ему мыслится, что картину о старике ученом должна ставить комсомольская молодежь. Он поручает постановку фильма очень молодым тогда А. Зархи и И. Хейфицу.

Он включает меня как соавтора в работу, и мы втроем — Зархи, Хейфиц и я — там, в Ольгино, в тиши уединенного домика, мы начинаем. . . с убийства!

Дело в том, что но сценарию профессору Полежаеву была приписана взрослая дочь. Эта дочка влюблялась в Воробьева, самого бездарного среди учеников профессора и самого большого подлеца среди людей, окружавших профессора.

В очень трудную для стариков минуту, когда друзья покинули профессора, дочка тоже покидает родителей и уходит к Воробьеву, главному злодею фильма.

Как и почему у благороднейших родителей образовалась такая непонятная дочка, как и почему она меняет отца и мать на такую дрянь, как Воробьев, — все это требовало очень подробных и убедительных объяснений. Если начать этим заниматься, то придется потратить все три тысячи метров пленки на сию семейную драму, а куда же тогда девать стариков, мир ученых и революцию?

Вот почему самым естественным было мое предложение убить дочку. Я предложил, режиссеры согласились. Был радостный день у нас в Ольгино. Убийство дочери спасало всю картину, оно облегчало и нашу жизнь. Стало свободно дышать и вольготно думать о самом главном и самом интересном в картине.

Приехал в Ольгино Адриан Иванович и поддержал нас. Мы работали много, увлеченно, бережно храня человечность образов и кинематографическую выразительность будущей картины.

Хочется закончить рассказ любопытным штрихом, связанным все с той же злополучной дочкой профессора Полежаева. Леонид Николаевич Рахманов предложил сделать с ним для театра пьесу по фильму. Я отказался, занятый другим делом, но очень обрадовался озорной мысли.

— Вот ведь, Леонид Николаевич, — говорю я, — тот счастливый случай, когда вы можете воскресить убитую дочку. Спектакль идет три, даже четыре часа, а не полтора, как сеанс кино, и вы имеете полную возможность объяснить в пьесе, как и почему выросла такая дочка у таких родителей, и как и почему она выбрала себе такого явного прохвоста в мужья.

Дэль Д. Рассказы о театре и кино. Л., М.: Искусство, 1964. С. 153-155.