Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Мартынов о театральных режиссерах
«И тем самым, он накручивал меня, как композитора...»

— Владимир Иванович, как у Вас складывались творческие отношения с режиссерами, к чьим постановкам Вы писали музыку?

— По-разному. Только один раз, в 1976 году, мы работали с Романом Виктюком над спектаклем «Свет вечерний» по одноименной пьесе драматурга Алексея Арбузова в Театре имени Моссовета. Но многие работы вначале были сделаны с Анатолием Васильевым. С ним мы подготовили также наш последний спектакль «Старик и море» по Эрнесту Хемингуэю, приуроченный к 100-летию Юрия Петровича Любимова.

— Это интересный во всех отношениях моноспектакль с участием Аллы Демидовой, а также с оригинальной, полной эффектов, сценографией Анатолия Васильева и вашей потрясающей музыкой, которая звучит в записи Ансамбля Опус Пост п/р Татьяны Гринденко. Мировая премьера прошла в рамках Международного чеховского театрального фестиваля на сцене Театра имени Евгения Вахтангова.

— Вообще в театре «Школа драматического искусства» мы поставили с Васильевым такие спектакли, как «Плач Иеремии», «Илиада» Гомера, «Моцарт и Сальери» А.С. Пушкина.

— Как Вам работалось с Анатолием Васильевым?

— Идеально. У нас было полное совпадение взглядов на творчество, потому что у него был, практически, ритуальный театр, которым я занимаюсь.

— В чем его особенность?

— Сейчас это можно сформулировать так: у меня была идея создать новое сакральное пространство, в направлении которого я работал в 90-е годы. Тогда же у меня появился «Реквием», целиком использованный в спектакле «Моцарт и Сальери» Анатолия Васильева. В 2001 году был создан «Апокалипсис». Это не театральная, а абсолютно мистериальная вещь, которая может исполняться только в храмах. Сначала ее премьера состоялась в старинной церкви Святой Катарины Александрийской в Таллине. А затем прошла в Москве, в Соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской. С Юрием Петровичем я начал сотрудничать именно потому, что предложил ему делать «Апокалипсис». И пока этот маховик раскручивался (подготовка к нему шла трудно), он попросил меня сделать в Театре на Таганке первый спектакль «Братья Карамазовы». Я думал, что этим обойдется. Но потом, что называется, «пошло и поехало». На следующий год он предложил сделать «Шарашку» по произведению Солженицына «В круге первом». Вообще с 1997 года над своими спектаклями Юрий Петрович работал только со мной. А их у него было по одному, по два, а иногда даже по три спектакля в год. Вплоть до последнего, когда он ушел из Театра на Таганке и сделал «Бесы» в Театре имени Евгения Вахтангова. А до этого мы поставили в Театре «Новая опера» имени Е.В. Колобова оперу-буффа «Школа жен» по комедии Мольера, где Любимов был автором либретто.

— Общее что-то было в двух маститых режиссерах, с которыми Вы работали?

— Если честно, то режиссеры Анатолий Васильев и Юрий Любимов не просто разные, а диаметрально противоположные творческие личности. С Юрием Петровичем я стал работать не только потому, что у нас были эстетические и какие-то другие театральные совпадения. На самом деле, от него исходила такая реликтовая мощь и сила, что, даже, если меня что-то не устраивало по каким-то эстетическим соображениям, то ради него можно было пойти на все. Настолько это был яркий, замечательный и еще безумно красивый человек.

— А как он относился к Вам, как к личности?

— Несмотря на 30-летнюю разницу в возрасте (когда я с ним познакомился, мне было за 50, а ему 80) — между нами завязалась просто человеческая дружба. Хотя я думал, что это невозможно по разным причинам. — Вы знаете, откуда он черпал идеи для своих спектаклей? = Знаю хорошо. Понимаете, это человек в какой-то степени губка, который все впитывал в себя отовсюду. Даже пальцев на руках и на ногах, вместе взятых, не хватит, чтобы сказать откуда. Он цепко хватал разные идеи и претворял их в свои; иногда чуть не на уровне жульничества. Я-то, конечно, видел, откуда он их брал и сразу переворачивал так, что все становилось уже его. Он был хваткий. — Вы не прерывали сотрудничество с Васильевым, когда работали с Любимовым?

— Нет, никогда. Именно в это время мы долго делали с Анатолием Васильевым «Илиаду», ставшей грандиозным спектаклем. — Кстати, для творческого альянса режиссера и композитора имеют значение дружеские отношения?  

— Думаю, что нет, потому что с Толей Васильевым у нас не было дружеских отношений, но при этом нас связывал сильный альянс взаимопонимания. А с Юрием Петровичем мы были друзьями; ходили в гости друг к другу.

— Как вы считаете, Каталина вдохновляла Юрия Петровича?

— Она не столько вдохновляла, сколько держала его: он был за ней, как за каменной стеной. Ее сейчас многие ругают, но я знаю точно: именно она помогла Юрию Любимову дожить до 97 лет, подарив ему большой кусок жизни.

— Кому принадлежала идея поставить «Старик и море» к юбилею Мастера?

— Идея поставить этот спектакль принадлежит Анатолию Васильеву, который испытывает к Юрию Любимову сыновнюю любовь, поскольку он выручал его не раз. Когда Васильев был отовсюду изгнан, Любимов взял его к себе в Театр на Таганке, где он на Малой сцене поставил спектакль «Сорсо». В то же время повесть «Старик и море» Хемингуэя для постановки была выбрана не случайно. В ней рассказывается история о кубинском 85-летнем рыбаке Сантьяго, о его борьбе в открытом море с гигантским марлином, который стал самой большой добычей в его жизни. Для нас это — портрет Любимова. Так что этот спектакль как бы про него. Здесь мы сделали его портрет.

— А ваше произведение «Посвящение», которое Вы сами исполняли на рояле на исторической сцене Большого театра на концерте «Посвящение Любимову» к его 100-летию и церемонии вручения «Общественной премии Юрия Любимова»? Что это была за мелодия, в которой бесконечно повторялись через короткие промежутки времени одни и те же такты? Впечатление было, что звучит метроном...

— Эти звуки раскрывали как бы жизненный путь Юрия Петровича — насколько я его знал и насколько близко с ним находился. Это — субъективная вещь.

— Кстати, что Любимов хотел получить в своих спектаклях от вашей музыки, в том числе в «Бесах» — вашем последнем спектакле с ним?

— Он, прежде всего, во всех своих спектаклях хотел создать музыкальную атмосферу — музыкальный космос, чтобы в каждом из них была своя звуковая субстанция. Поэтому при подготовке каждого спектакля мы плотно работали с ним. А это значит, что он всегда все читал вслух, и не один раз, своей неповторимой интонацией, которую никто из актеров практически воспроизвести уже не мог, включая «Бесы». И тем самым, он накручивал меня, как композитора...

http://www.russcult.ru/article.php?id=516

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera